ЩЕДРОЕ ДАРЕНИЕ

ШЛЯГЕР ГОДА

ВЫХОДНЫЕ

Нурмолицы, Ладога, Кижи

Мемуар

А. А. Пирогов («Июль»)

В 80-м, помню, Шефа радикулит прихватил.
Играли после работы в «три–пятнадцать», «Стимула» ждали. Тогда как раз только что дороги в поле заасфальтировали: асфальт — новенький, прыгать хорошо, вот ПАМ и допрыгался. Ухнул метра на три, приземлился — а разогнуться не может! Спину заклинило. Так, согнутого, в автобус и грузили. Три дня не то, что работать — двигаться без посторонней помощи не мог. «Пирогов, — кричит, — пойдём!» Подхожу, подставляю плечи, он опирается, и шествуем в нужном направлении.
— Платон Саныч, — говорю, — может, Вас… э–э… подержать?
— Иди ты, — отвечает, — издевается ещё.

— Меня тогда радикулит прихватил, да так, что не разогнуться. Боли дикие. Кроме Андрей Саныча взрослых в лагере не было.
(да и взрослому Андрей Санычу восемнадцати не исполнилось) Он, значит, в доктора и попал. Тигровая мазь, массаж, но ударный номер – баня. Нарвал Андрей Саныч крапивки, пришли в баню. И так он меня этим веником отходил – до сих пор вздрагиваю.

Сначала обычным веничком распарил, а уж потом крапивой.

Через три дня как огурчик, снова на работу.

— Крапива около старой школы в канаве росла. Метровые стебли, злые. Надел я перчатки резиновые, нарвал пук, возвращаюсь в школу. И попадается мне на повороте в коридор Наташка Хацкилевич. Я случайно крапивой взмахнул, Наташка вообразила, что я ее обжечь хочу, и завизжала.

Что это был за визг! Тоненький, чистый, примерно си второй октавы. Я такого раньше не слышал. Произведение искусства, а не визг. Ну, я как истый ценитель продолжаю наслаждаться: помахиваю крапивой перед наташкиным носом, а она визжит. До чего красиво верещала — больного человека с кровати подняла, ПАМ приковылял. И тоже заслушался. Наташка, когда поняла, что мы от ее визга балдеем, еще заливистей заработала. Так и стояли втроем: она визжит, а мы слушаем ...

Про местных

Звали его — Фёдор. На вид ничего особенного — росту среднего, никакой не качок — тогда и слова такого не знали. Но что он в драке выделывал… Жуть. Нет, с нами не дрались, куда там. Им всем лет по 18–19, некоторые вообще после армии, мужики почти. Вот между собой… Война у них тогда, в 80-м, шла. Стенка на стенку: туксинские против гитальских — из соседней деревни. Что не поделили — неизвестно, но через день драка обязательно. Генеральное сражение почему–то перед нашими окнами провели. Как в театре — сиди и смотри. Страшней, конечно, каждую минуту ждёшь — вот сейчас к нам перекинется. Слава Богу, обошлось. Только «раненые» подходили на перевязку.

Фёдор этот у гитальских основным был. Тогда мы его в деле и увидели. То ли случайно, то ли договаривались, но началось всё как у древнерусских витязей — по одному с каждой стороны. От туксинских — здоровенный двухметровый жлоб, от гитальских — Фёдор. Ну, думаем, пришибут Федю насмерть, противник на голову выше и в полтора раза шире. Но получилось иначе — вы такое только в кино, небось, видели. Я, во всяком случае, первый и единственный раз наяву наблюдал. Туксинский парень моргнуть не успел — подскочил к нему Фёдор, двумя пальцами в глаза сунул, а дальше… Девчонки отвернулись аж, смотреть не могли. Туксинский лицо руками закрыл, а Фёдор его за волосы, головой об колено и отбросил как мешок в сторону!

Тут уж пошла махла всеобщая — кровь лилась. Девчонки наши на крыльце раны промывали, забинтовывали. Ножей не было, но что–то в руках, наверное, держали. Один всё бегал (пьяненький, совсем дурачком смотрелся) и причитал: «Нет, ну бутылкой–то по голове зачем? Ну сзади–то бутылкой–то зачем, а? Ну чего он бутылкой–то, а?» Но смеяться теперь можно, когда время прошло… М–да. Фёдора этого, кстати, посадили, два или три года дали, и не за драку, а за икону украденную.

В старой школе, где мы жили в 80-м, был музей с единственным по-настоящему ценным экспонатом, иконой не то шестнадцатого, не то семнадцатого века. А музей в школе располагался прямо в рекреации, за полутораметровой стеклянной перегородкой. Взрослому парню через неё перемахнуть — раз плюнуть.

Пришли к нам как-то гитальские «в гости». Таких гостей бы... да делать нечего. Разогнали детей по палатам, сами с Платоном по разные стороны зала встали, каждый свой участок контролирует.

Вваливаются к девицам.

Представляете наше гадостное ощущение: прёт на тебя пьяная харя, а ты вместо того, чтобы без разговоров – в торец, вынужден изображать добродушного соседушку, дескать, выпили мальчики, чего не бывает. И никуда не денешься – их человек пятнадцать парней, половине за двадцать уж. Так вот, зашли к девицам. Я сразу туда (мой участок наблюдения, ПАМ вторую группу сторожил), уж если, не дай Бог, что — придётся силой.

Подходит один, длинный, к тумбочке. На ней лосьон стоит.
— Коля, мы это пьём?
— Пьём!
Открывает флакончик, в рот себе выпузыривает.

Девчонки прыснули. Он обиделся, набычился сразу, мозги заскрипели – ответную реплику придумывает. Я к нему – мол, пора и честь знать! Он обрадовался – соперник попривычней, чем девчонки, аргументы чешутся...
— Да ты кто такой?! Да я, такую мать!
И отвёрточку из кармана тянет. Как-то мне нехорошо становится, прикидываю, какой стул хватать...
Дальше совершенно неожиданно.

К тому времени у меня там уже «кореш» появился, больно ему нравилось, что я – студент. Этот белобрысый «кореш» отодвигает меня в сторону, заслоняет собой и орёт длинному:
— Ты на Андрюху?! На лучшего друга?!
Выдёргивает у длинного отвёртку, хватает его за шею (а длинный, что интересно, как телёнок послушный), и в коридор волочет, по-карельски что-то приговаривая.

Я волной воспользовался и к остальным так, построже: мол, давайте, ребята, загостились. Самому ещё 18 лет, очко играет, страшно... Но давлю.

Пока мы там в палате кувыркались, Федя за полутораметровый заборчик и сиганул. Заметили, когда уже обратно перелезал. Ну, лазил и лазил. Пиджак, правда, оттопыривается, но чтo там у него, неизвестно; как воровал – не видели.
Через два дня приезжает милицейская машина. Весь отряд в тот день в Кижи уехал, а я остался: девчонка одна заболела, должны были родители из Питера на машине приехать, забрать.

Выходит из машины капитан и ко мне:
— Здравия желаю, капитан такой-то!
— Здравствуйте.
— У вас на днях такое-то происшествие было?
— Было.
— Давайте протокольчик составим...
Честь по чести — подписываю протокол, уезжает капитан.
И всё.

Гости ещё появлялись, Федя с ними, новостей никаких... стали забывать. На следующий год выясняется — посадили Федю, два года дали.